— В городе как-то пусто, — заметил Клаус. — А я думал, мы тут заведем новые знакомства.

— Сейчас не сезон, — объяснил водитель, тощий человек с тощей сигаретой в зубах; разговаривая с детьми, он смотрел на них в зеркальце заднего вида. — Город на озере Лакримозе — курорт. Когда наступает хорошая погода, тут не протолкаться. Но в такое время, как сейчас, город мертвый, точно кошка, которую я переехал сегодня утром. Чтоб завести новых знакомых, надо подождать, пока погода не исправится. Кстати говоря, через недельку-другую здесь ожидается ураган Герман. Вам там наверху нужно запастись едой на всякий случай.

— Ураган на озере? — поразился Клаус. — Я думал, ураганы бывают только вблизи океана.

— С такой большой массой воды, как озеро Лакримозе, чего только не случается. По правде говоря, я бы лично нервничал, если б жил на этакой верхотуре. Уж если ударит шторм, съезжать на машине с горы будет ох как трудно.

Вайолет, Клаус и Солнышко выглянули в окно и поняли, что имел в виду таксист, говоря об этакой верхотуре. Такси сделало еще один, последний виток, и они очутились на неровной верхушке высоченного холма. Дети увидели далеко-далеко внизу город, булыжную мостовую, вьющуюся, точно серая змейка между домами, маленький квадрат — Дамоклову пристань и суетящихся там людей, которые выглядели отсюда как точки. А дальше, за пристанью, черной кляксой лежало озеро Лакримозе, огромное и темное, точно гигантская тень от великана, возвышающегося над детьми. Несколько минут троица глядела на озеро, словно загипнотизированная его огромностью.

— Оно такое большое, — сказал Клаус, — и кажется таким глубоким. Теперь мне понятно, почему Тетя Жозефина боится его.

— Та леди, что живет наверху, — удивился водитель, — боится озера?

— Так нам сказали, — ответила Вайолет.

Таксист покачал головой и выключил мотор:

— Тогда уж не знаю, как она все это переносит.

— Что вы имеете в виду? — осведомилась Ваойлет.

— Вы разве никогда не бывали у нее в доме? — спросил водитель.

— Никогда, — ответил Клаус. — Мы и Тетю Жозефину никогда не встречали.

— Ну коли ваша Тетя Жозефина боится воды, как она может жить в таком доме? Что-то с трудом верится.

— О чем вы? — не понял Клаус.

— Взгляните сами. — И таксист вышел из машины.

Бодлеры посмотрели в окно. Сначала они увидели только что-то вроде небольшого квадратного ящика с облупившейся белой дверью. Дом показался им не больше такси, которое привезло их сюда. Но когда они выбрались из машины и подошли поближе, то увидели, что ящик — лишь часть дома, единственная, которая твердо стояла на каменистой земле. Остальной дом — такие же ящики, слипшиеся друг с другом, точно кубики льда, — нависал над склоном, опираясь на длинные металлические сваи, похожие на паучьи ноги. Дети стояли и смотрели на свой новый дом, и им казалось, что он изо всех сил пепляется за склон холма.

Таксист достал их чемоданы, поставил на землю перед облупленной белой дверью и поехал вниз, погудев детям на прощанье. Послышался нежный скрип, белая облупленная дверь отворилась, и оттуда показалась бледная женщина с седыми волосами, скрученными узлом на макушке.

— Здравствуйте, — сказала она с робкой улыбкой. — Я — ваша Тетя Жозефина.

— Здравствуйте, — неуверенно отозвалась Вайолет и сделала шаг ей навстречу.

Клаус тоже сделал шаг вперед вслед за сестрой, а Солнышко поползла за ними, но все трое ступали так осторожно, как будто боялись, что под их тяжестью дом обрушится со своего насеста. Сироты не могли взять в толк, как это женщина, смертельно боящаяся озера Лакримозе, способна жить в доме, который, кажется, вот-вот рухнет в его бездны.

Глава вторая

— Это — радиатор. — Тетя Жозефина вытянула вперед бледный костлявый палец. — Пожалуйста, не вздумайте до него дотрагиваться. Возможно, вам будет у меня очень холодно. Но я никогда не включаю радиатор, боюсь, как бы он не взорвался, так что по вечерам здесь бывает довольно промозгло.

Вайолет и Клаус незаметно переглянулись, а Солнышко поглядела на своих старших. Тетя Жозефина водила их по всему дому, знакомя с новым жилищем, и казалось, ее пугало все, от коврика перед дверью — на нем, как она объяснила, можно было поскользнуться и сломать себе шею — до дивана в гостиной, который, по ее словам, мог сложиться пополам и прихлопнуть сидящего.

— Вот тут телефон, — показала она. — Пользоваться им можно только в случае крайней необходимости — может ударить током.

— Вообще-то я читал довольно много про электричество, — не выдержал Клаус, — уверен, что телефон — вещь совершенно безопасная.

Руки Тети Жозефины взлетели кверху и дотронулись до узла волос на макушке — так будто что-то вдруг прыгнуло ей на голову.

— Нельзя верить всему, что читаешь, — возразила она.

— Я однажды запросто смастерила телефон, — проговорила Вайолет. — Если хотите, я разберу ваш телефон на части и покажу, как он устроен. Может, вам будет тогда спокойнее.

— Не думаю. — Тетя Жозефина нахмурилась.

— Далм! — предложила Солнышко. Возможно, это означало что-то вроде: «Хотите, я укушу телефон, увидите, что он безвредный».

— Далм? — переспросила Тетя Жозефина, наклоняясь, чтобы снять нитку с поблекшего узорчатого ковра. — Что это значит? Я считаю себя знатоком английского языка, но не представляю, что значит слово «далм». Она говорит на каком-то другом языке?

— Боюсь, Солнышко пока не умеет говорить как следует. — Клаус поднял младшую сестру на руки. — Так, большей частью просто детский лепет.

— Грун! — выкрикнула Солнышко, что, возможно, означало: «Я протестую против детского лепета!»

— Тогда придется мне поучить ее правильному английскому языку, — натянутым тоном произнесла Тетя Жозефина. — Да и всем вам не мешает поупражняться в грамматике. Грамматика — это величайшая радость в жизни, вы не находите?

Все трое переглянулись. Вайолет была скорее склонна сказать, что величайшая радость в жизни — изобретать, Клаус сказал бы — читать, ну а для Солнышка не было большего удовольствия, чем кусать разные предметы. Бодлеры относились к грамматике с ее многочисленными правилами про то, как писать и говорить по-английски, примерно так же, как относились к банановому хлебу — неплохо, но восхищаться нечем. Однако противоречить Тете Жозефине было как-то невежливо.

— Да, — решилась наконец Вайолет, — грамматика нам всегда нравилась.

Тетя Жозефина кивнула и одарила Бодлеров слабой улыбкой:

— Хорошо, сейчас я вас отведу в вашу комнату, а осмотр дома мы продолжим после обеда. Когда будете открывать дверь, просто толкните ее. Ни в коем случае не трогайте стеклянную дверную ручку. Я всегда боюсь, что шишка разлетится на миллион осколков и один из них попадет мне в глаз.

Бодлеры уже начинали думать, что им не разрешат дотрагиваться ни до одного предмета в доме, тем не менее они улыбнулись Тете Жозефине, толкнули дверь, и глазам их предстала большая светлая комната с абсолютно белыми стенами и простым синим ковром на полу. Там стояли две нормального размера кровати и нормальная детская кроватка, явно предназначенная для Солнышка, и все три были застелены простыми синими покрывалами. В ногах у каждой кровати стоял сундучок для вещей. На дальнем конце комнаты находился большой стенной шкаф для одежды, небольшое окошко, чтобы выглядывать наружу, и средней величины горка из консервных банок неизвестного назначения.

— Извините, что у вас одна комната на троих, — сказала Тетя Жозефина, — но дом не слишком велик. Я постаралась обеспечить вас всем необходимым и хочу надеяться, вам будет удобно.

— Не сомневаюсь, — сказала Вайолет, внося чемодан в комнату. — Спасибо большое, Тетя Жозефина.

— В каждый сундук положен подарок, — продолжала Тетя Жозефина.

Подарки? Бодлеры уже давным-давно не получали подарков. Тетя Жозефина с улыбкой подошла к первому сундуку и открыла его.

— Для тебя, Вайолет, прелестная новая кукла с целым комплектом одежды. — Тетя Жозефина достала со дна пластмассовую куклу с крошечным ротиком и огромными широко раскрытыми глазами. — Ну разве она не очаровательна? Ее зовут Красотка Пенни.